Citations

Лидия Шульгина

Я родилась в семье, в которой царило почитание книги. Мечта соединить две страсти - книгу и рисование - привела меня к любимому делу иллюстрирования детских книг. Прекрасные стихи и сказки, над которыми мне довелось работать, позволяли мне быть не просто иллюстратором, но и соавтором, создавшим свой сказочный мир, что стало фундаментом для всего моего творчества.

Николай Эстис

Лидия Шульгина любила и тонко чувствовала книгу, умела придать каждой из иллюстрированных книг черты неповторимого своеобразия и наполнить ее великим множеством разномасштабных персонажей. В ее книгах удивительным образом соединяются на одной плоскости - в одной иллюстрации - безудержная яркая метафоричность и наивная, почти натуралистическая бытовая реальность. Мир ее детских книг буквально перенаселен пушистыми травами и деревьями, трогательными лягушками, мышами и ежами, грустными зайцами, овцами и черепахами, мечтательными и задумчивыми собаками, медвежатами, слонами, крокодилами и людьми. С невероятной щедростью дарит автор своему маленькому зрителю-читателю фантастический мир - красочный, добрый и ироничный. Графика ее иллюстраций, я бы сказал, избыточна: здесь тысячи точек и штрихов, сделанных тончайшим пером, сотни персонажей, ювелирная лепка формы, изысканность фактур.

Лидия Шульгина

Мне не нравится, когда иллюстрации отводится скучная роль растолковывать текст. Поэтому всегда стараюсь нарисовать полную картину мира, предлагаемого автором, в котором герои смогут жить самостоятельной жизнью, создавая новые ситуации. Про себя я называю это параллельной сказкой.

Нинель Зитерова

Книги с ее иллюстрациями, издававшиеся в Москве, сразу же становились библиографической редкостью. График она была, как говорится, от Бога. Не просто блестящий профессионал, для которого не было ничего недоступного в рисунке -каждая линия становилась отражением любого движения ее души, ее чувства, ее внутреннего мира. Ее иллюстрации отличались удивительной выразительностью и неуемной фантазией - восхищением перед многообразием и красотой мира. Лидия Шульгина не просто соавтор писателя, ее филигранные в своей отточенности иллюстрации, замечательная культура оформления всего книжного организма делают из книги драгоценность, которую хочется хранить, которой хочется наслаждаться, держа ее в руках, передавать из поколения в поколение. В отличие от испещренной точками и штрихами книжной иллюстрации, в станковой графике Лидии Шульгиной превалируют скупость линий, выразительность силуэтов, выступающих на белой плоскости листа и создающих сложный ритм. Несмотря на лаконичность стиля, листы эти многослойны, многоассоциативны, социально-философский подтекст в них сочетается с психологической остротой образов, с размышлениями о сути бытия и тщете человеческих усилий перед лицом неотвратимой действительности. Если иллюстративная графика Лидии Шульгиной была производной остроты зрения, то станковое искусство - плод внутреннего зрения: ее взору, ее душе открываются как бы другие планы бытия.

Лев Аннинский

В ее ранних работах штрих трепещет от детского нетерпения охватить все, и вместе с тем, не обронить ни волоска. Ни травинки, ни перышка с мирно дышащей сказки. Лист кажется не столько «местом действия», на котором иллюстрируется что-то «другое», отдельное от бумаги, какой-нибудь ежик или кот, - лист кажется участником опыта, лоном, где живая материя выращивается, множится и теснится по своим законам, и бумага - не «средство», чтобы передать изображение,
а плодородящая почва земли.

По старой приверженности к Книге она вышла к «теме», начав с иллюстраций к Евангелию. Пушистый штрих, знакомый нам по молодым работам, обволакивает новозаветные сюжеты. «Тайная вечеря» мягко и нежно, как куст листьями, обрастает «микросюжетами», в которых библейское переплетается с недавним и нынешним.

Это надо рассматривать, читать графический лист, как книгу, все время ощущая пластику целого, композиционно собранного, сквозь мерцание штриха.

Такая влюбленность в мир, перенаселенный живыми существами, заставляет вспомнить Дюрера, Брейгеля, других великих северян Средневековья. Но более всего откликается тут ее собственный ранний мир, в котором подробности жизни прорастают так уютно, мохнато, шерстисто, так нежно, что кажется - зла нет...

Вдруг понимаешь, что этот детски доверчивый штрих прикрывает отчаяние.